Что из себя представляет повседневность? Исследователям категория повседневности открылась в феноменологии – это философия и метод изучения сущностей, феноменов и их взаимосвязей, и взаимодействий, что предполагает множественность реальностей обитания человека, как социального существа, родоначальником которой является Эдмунд Гуссерль, а непосредственно термин «повседневность» предложил социолог Альфред Шюц: он предпринимал попытки трактовать «жизненный мир» (или мир повседневной жизни, сфера человеческой обыденности) – категорию феноменологии, «… действительно созерцаемый, действительно познаваемый и уже познанный в опыте мир, в котором практически разыгрывается вся наша жизнь» [13, с. 77].

Гуссерль считал, что «жизненный мир» постоянно дан нам как действительный, естественный и очевидный – не искусственный, и составляет основу для любого познания, в том числе для научного познания, и потому этот «мир» не стоит игнорировать. «Жизненным миром охватывается не только личная, но и общественная жизнь человека, поэтому он является всеобщим миром совместной жизни» [10, с. 47]. Двойственный мир, не предлежит мне целиком, но мне принадлежит его часть.

Повседневность сегодня, и не в последнюю очередь стараниями Гуссерля, Шюца, не считается низкой, вредной или ложной реальностью – упадком и деградацией высокой культуры, как увлеченно порицал ее Макс Вебер, или хайдеггеровской властью культурной традиции, которая замещает подлинное раскрытие сущности вещей заготовленными шаблонами, как итог – тормозятся персональные взаимодействия, человек теряет возможность к выражению уникальности, и персональность умерщвляется.

Роль и значимость повседневности переосмыслили, когда она оказалась в центре внимания многих дисциплин – философии, истории, культурологии, социологии и пр. И уже Мартин Хайдеггер предлагал осознать повседневность как затягивание собственного существования чужеродным, через понимание необратимости процессов воздействия на собственное существование установленных общих правил – моделей поведения, языковых норм, миропонимания [13, с. 398-399]. Так рождается оригинальная жизненная стратегия, у которой нет других аналогов (опыт общепринятых установок и мой личный опыт).

Обратимся к мнению социолога. Как считал Шюц, повседневность – это основополагающая «высшая реальность» и мир физических вещей (до- или вненаучный мир, продолжая Гуссерля), на которых формируются другие структуры бытия, иной опыт – явления, события и процессы. «Жизненный мир» содержит внутри себя очевидности, которые обеспечивают нам доступ к подлинной реальности, он первичен. В свою очередь «новинки» – это непреднамеренные отклонения от привычной и всеми принятой нормы, от традиционных действий, по существу – вторичны.

А когда мы сталкиваемся с чем-то новым, мы начинаем рационализировать – объяснять, толковать теперь для нас сложную и неясную реальность. Конечная цель осмысления, истолкования – понять, приспособиться к новым условиям. Как таковая повседневность противится деятельности рассудка, и любая деятельность, связанная с выполнением повседневных дел, является по большей части автоматической, и в ней отсутствует рефлексия – повседневность ускользает от рефлексии, человек делает и не задумывается.

В конце концов, мы ведь каждый день чистим зубы по утрам, но как часто мы задумываемся о том, как наши манипуляции с зубной щеткой влияют на наше здоровье? Когда зуб начинает болеть – начинаем задумываться, осмыслять процесс… Из «вегетации» мы выключаемся только по случаю событий – вне-повседневных и новых состояний реальности. Результат рационализации выстраивается в новую модель поведения (она всегда лишь реакция на изменения), вне-повседневная реальность становится повседневностью.

Интересное уточнение: исследователи повседневности для повторяющихся действий применяют также и другие обозначения (синонимы) – рутина, будничность, обыденность, образ или стиль жизни [1, с. 140]. На первый взгляд разницы нет. Однако повседневность – это не совсем рутина, скажем так – только лишь отчасти. Рутина – это более всеобъемлющая категория, которая включает в себя как действия, так и стабильную (или привычную) вокруг обстановку, где действия и совершаются. Обстановка и есть рутина, тогда как повседневность – это совокупность совершаемых действий.

Кажется, что пытаться дать такой сложной междисциплинарной категории как повседневность исчерпывающую трактовку – это не очень здравая мысль… Однако, кажется, что суть повседневности в достаточной степени улавливает социология, для которой «… повседневность – это нормальное, привычное, ничем не нарушенное состояние окружающей действительности, и соответственно, поведения людей» [1, с. 140]. Если продолжать, повседневность – это динамичный жизненный мир и непрерывная повторяемость объектов и направленных к ним действий, «… это будни, чередование времени суток, смена привычных видов занятий, встреча с кругом узнаваемых людей и множеством других явлений и процессов, которые являют собой все виды социальных отношений и составляют содержание того, что называется жизненным миром человека» [10, с. 49].

А еще повседневность – это фундаментальная антропологическая категория, которая состоит как минимум из мира физических вещей и наших мыслей. Шюц приводит пример с ручкой (и вышеприведенный пример с зубной щеткой вполне в духе Шюца): когда человек пишет, он совершает одновременно серию актов – механическую работу руками и теоретические созерцания собственной мысли, которую он излагает на бумаге. Смыслы – превалируют, тогда как физические действия – вторичны, что не отменяет их значимости. Как и завещал Парменид: тождественность бытия и мышления, как мы воздействуем на мир повседневности, так и повседневность воздействует на нас.

В поисках удалось найти и такой суммирующий материал [2, с. 59]: повседневность – это «… обычное, привычное, повторяющееся, устойчивое; само собой разумеющееся; свойственное всем людям; материально-телесное; неофициальное и непубличное; определяемое окружающим миром, природой, в том числе природой человека (через биологические и психологические механизмы) и базовым уровнем сознания; выражающееся в поведении и деятельности, через непосредственное общение, взаимоотношения и взаимодействия; специфически (подвижно) рациональное; приобретение опыта адаптации, жизненного приспособления» [9, с. 14]. Но здесь речь скорее не об определении, а об отдельных свойствах повседневности, и как таковая суть не раскрывается.

Шюц, ссылаясь на особенности мировосприятия людей и труды Гуссерля, типизирует повседневность, ведь в донаучном мышлении мир повседневной жизни – это мир типизированный: «Внешний мир <…> воспринимается в опыте не как нагромождение отдельных неповторимых объектов, рассеянных в пространстве и времени, но как «горы», «деревья», «животные», «люди». Я мог бы никогда не увидеть ирландского сеттера, но если я его видел, то я знаю, что это животное, а именно собака, демонстрирующая знакомые приметы и поведение, типичное для собаки, а не, скажем, кошки» [14, с. 11]. В общем говоря, типизация – это характеристика, общая для всей совокупности объектов или явлений определенной категории.

Типизировать или нет – вопрос нашей избирательности: чем выше для нас анонимность объектов, тем выше вероятность их типизации, но к более близким объектам наш настрой меняется, мы склонны их индивидуализировать. Если с типизацией природных явлений вопросов не возникает – запоминаешь и ждешь новый цикл (он не может не начаться), то с явлениями социальными сложнее, их приходится соотносить с деятельностью и мотивацией других людей.

Как известно, социология – это наука о закономерностях развития и жизни общества, как в целом, так и в отдельных составляющих его систем. Мир повседневности с точки зрения социологии интерсубъективен, т.е. он принадлежит не каждому индивиду по-отдельности, а вообще всем тем людям, что нас окружают и нам в том числе, и переживается таким образом в типизациях. Я переживаю повседневность, мои друзья, родственники и коллеги переживают повседневность, миллионы людей и сотни поколений до меня переживали повседневность. Шюц называет их знаниями первого порядка, набором типических конструктов, который предопределяет понятность социальный ситуаций – объектов, явлений.

Интерсубъективность – это гарант осмысленной коммуникации индивидов. Люди вступают в социальный мир, который уже содержит определенную совокупность разделяемых всеми индивидами знаний (типизации), соучаствует посредством усвоения этих знаний. Именно поэтому человек как социальное существо обязан уметь рассматривать и принимать точку зрения других людей, понимать их.

И любая новая интерпретация – лично моя интерпретация, Ваша интерпретация, основывается на совокупном, коллективном опыте переживаний (и прошлых, и настоящих). Мир дан одновременно всем нам, и для типизации различных социальных явлений мы воздействуем друг на друга посредством различных действий (в частности, обращаемся к опыту других людей; наш опыт – это часть опыта жизни в мире с другими). Из-за различий образов, стилей жизни повседневность у разных социальных групп – людей, представителей разных слоев общества, культурных традиций и пр., может разниться. Очевидно, что не кто иной как человек – познающий субъект, наделяет смыслами и значениями вещи, явления и процессы, так формируется и осознается повседневность.

Таким образом, кроме того, что мир повседневности интерсубъективен и типизирован, переживается и интерпретируется многими (пережит в прошлом, приживается в настоящем), он не является и чем-то непредсказуемым, он очевиден нам, и мы понимаем его границы. Накопленный запас знаний – это наша несколько наивная естественная установка на жизненный мир (этим Шюц «наращивает» Гуссерля), которую мы обретаем на входе в социальный мир, которая складывается «… из наследия и воспитания, из многочисленных влияний традиции, привычек и собственных прежних размышлений» [14, с. 78]. Мы взаимодействием, контактируем друг с другом, и реальность повседневной жизни одного человека имеет тесную связь с другими людьми. Но мы по-разному толкуем и объясняем явления социального мира, ведь точки зрения и реакции у людей разнятся, как разнится и физический опыт. Как итог – не-невозможность противоречий представлений, отличия и множественность жизненных миров.

Так и вырабатывается индивидуализированный опыт и значения, которыми мы наделяем социальные процессы.

А теперь напрашивающийся из названия статьи вопрос. Что для нас – современных городских жителей, является постоянным фоном повседневной жизни? Ответ очевиден – город: большой он или маленький, известный и очень значимый в масштабах страны, региона или провинциальный – не имеет значения. Он – антропогенный ландшафт и тело, в котором мы обитаем (пространство для жизни), и наш способ обитания, жизни и мысли [12, с. 136]. Он – целиком продукт интеллектуальной, духовной деятельности человека, «… искусственно созданная, социально преобразованная, отличная от природной среда обитания» [3, с. 21]. Он – место встреч и повседневной коммуникации, будь то рабочие или деловые встречи, отдых, времяпровождение или занятия спортом, творчеством и пр. Что говорить, привычка жить на виду и наблюдать других сформировалась у нас очень давно.

Необходимо разделять повседневность и городскую повседневность, последняя, очевидно, является одним из подвидов первой. Городская повседневность акцентируется на изучении опыта представителей конкретной социальный группы, которую нам привычно называть «горожанами» (в очень укрупненном виде). Группа разнородная, но объединенная общим нарративом – жизнью в городе (одинаковыми для всех законами, правилами и нормами поведения, территорией проживания).

Не менее очевидным является тот факт, что если каждый городской житель чувствует и переживает город по-разному, то и живем мы, получается, хоть и в одном физическом пространстве определенного города, но в сущности – в разных городах (в переносном значении), ведь наш опыт переживания, восприятия различается.

«Городская повседневность – социокультурное пространство личности, общества, состоящее из символов, ценностей, коммуникации и информации городской среды. Современная городская повседневность в России развивается под воздействием региональных и общегосударственных контекстов, является пространством существования его обитателей в формате трудовых будней и отдыха, качества и уровня жизни. <…> Жители разных типов городов имеют неравный доступ к размещенным в пространстве города социокультурным возможностям» [6, с. 74].

Городская повседневность – это «… процесс жизнедеятельности людей, горожан, разворачивающийся в обыденности и выраженный как в формах ежедневного рутинного труда, так и в праздниках, в потребительских интересах и очевидных ожиданиях» [6, с. 74]. Опять же, городская повседневность – это не злая и неприятная рутина, она может быть по желанию горожан яркой и разнообразной: человек может менять работу, жонглировать различными формами досуговой деятельности и времяпровождения и в целом лавировать в пространстве города так, как ему вздумается.

В целом, мы постигаем городскую повседневность через социализацию, исполнение различных социальных ролей и приобщение к коллективному опыту, приправляя все это собственными особенностями – от уровня достатка до индивидуальных поведенческих установок, мировоззрения и психофизики (наш возраст, наше здоровье, наш характер и пр.).

Кстати, городская повседневность индивидов различается как на уровне одного конкретного города, так и на уровне разных городов. Согласитесь, когда попадаешь в другой город – проездом, посмотреть или погостить – не имеет значения, даже в очень похожей на привычную обстановку, повсюду замечаешь отличия, в целом все как-то не так… В частности, разнообразие городов – и российских, и зарубежных, и городской повседневности связано с различной их [городов] типологией, исторической спецификой и условиями возникновения, социально-экономическими условиями (в т.ч. социально-экономическими условиями страны), тенденциями развития, укладом жизни, поведением горожан, внешними символами и внутренним мироощущением, восприятием культурной среды, отдельными специфическими чертами местной идентичности и пр. Факторов различия сотни, если не тысячи.

Если смотреть на историю возникновения и развития городов, то в общем виде можно выделить три их типа: город доиндустриальный, индустриальный и постиндустриальный. Каждый отдельный тип – особая форма повседневности. Примечательно, что каждый из трех типов городов и городской повседневности существует и по сей день [7, с. 63]: малый, провинциальный и в большей части исторический город, в котором нет ярко выраженной промышленной жилки и сохраняется скорее традиционный, непромышленный тип жизнеустройства и способ хозяйствования – доиндустриальный тип; индустриальный тип (преобладающий российский типаж) – в большей части моногород и/ или город с несколькими сотнями тысяч населения, который очень чувствителен к экономическим кризисам; и наконец – постиндустриальный город, город-миллионник или город-мегаполис, который формируется в доступных современных медиа-условиях, делает акцент на человеческий ресурс и предоставляет нескончаемый спектр возможностей и условий для роста, развития и самореализации.

К последнему типу российский город стремится, но можно ли называть повседневность отечественных мегаполисов повседневностью информационного общества, если мы выносим за скобки как минимум Москву, Санкт-Петербург, – вопрос дискуссионный.

И, как и любая другая из всех возможных форм повседневности или повседневность в целом, городская повседневность кажется целиком обыденным явлением, не очень интересным и предсказуемым: «Горожанин как носитель массового городского сознания в ходе привычной жизни и деятельности в основном не задумывается о смысле и сущности города, о постижении сложных взаимоотношений между человеком и городом. <…> В повседневной жизни горожанину необходимо планировать многообразные виды деятельности, проходящие в разных городских пространствах, выстраивать соотношения между различными видами бытовой и профессиональной деятельности, выбирать как виды деятельности, так и пространства их протекания» [4, с. 18-19].

Опыт переживания города исследователи городской повседневности разделяют на две части: так называемый «большой объективный городской хронотоп» – общий нарратив и образ места проживания, т.е. все, что реально существует и происходит в городе, и «малые субъективные хронотопы» – наше отношение к данному месту и времени, переживание происходящих событий (положительное, отрицательное – не имеет значения) [8, с. 306].

Подчеркнем, что городская повседневность в ответ на изменения городов дополняется, изменяется и трансформируется. Причем процесс может носить как локальный, так и масштабный характер, когда, например, город становится центром экономического роста – завод построили, как часто случается. Однако для изменения привычной модели поведения и, как следствие – повседневности, достаточно открыть, например, новый скверик, аллею или велодорожку в жилом районе с устоявшейся городской повседневностью.

Допустим, ранее здесь отсутствовала вероятность формирования соответствующих новым возможностям паттернов поведения (по объективным причинам, нет парка – гуляю в парке в другом районе, или не гуляю в парке вообще), но теперь повседневность этих горожан – по крайней мере небольшой части этой социальной группы, тут же трансформируется – возникает возможность проводить время в новом месте, в приятной обстановке, отдыхать и смотреть на других людей.

Подводя итог хочется сказать, что когда город насыщен и насыщается разнообразными событиями, когда в нем присутствуют и формируются разные сценарии, это делает повседневность горожан интересной и наполненной, что напрямую влияет на общее состояние человека и желание жить в этом городе или районе, способствует снижению миграции.

Источники:

1. Божков, О.Б. Понятия повседневности и практик : к уточнению социологического смысла / О.Б. Божков // Социологический журнал. – 2014.– №4. – С. 132-154.

2. Воротынцева, К.А. Проблема повседневности / К.А. Воротынцева // Новый филологический вестник. – 2011. – № 3. – С. 58-71.

3. Горнова Г.В., Понятие «Город» в аспекте философии культуры / Г.В. Горнова // Вестник Омского государственного педагогического университета. Гуманитарные исследования. – 2013. – №1. – С. 21-24.

4. Горнова, Г.В. Философия города : монография / Г.В. Горнова. – М. : ФОРУМ, 2014. – 344 с.

5. Гуссерль, Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология / Э. Гуссерль. – Изд-во «Владимир Даль», 2004. – 399 с.

6. Касаткина, С.С. Когнитивный образ повседневности российских городов / С.С. Касаткина // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – 2012. – № 10 (24). – C. 73-75.

7. Касаткина, С.С. Повседневность российских городов : символы и смыслы / С.С. Касаткина // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики – 2015. – № 1 (51). – С. 63-65.

8. Марцинковская, Т.Д. Городской капитал и хронотоп города : новый взгляд на городскую повседневность / Т.Д. Марцинковская // Вестник СПбГУ. Серия 16 : Психология. Педагогика. – 2021. – №4. – С. 301-311.

9. Мироненко, Л.А. Временные границы повседневности : автореф. дис.  …  канд. филос. наук. – Владивосток, 2005. – 25 с.

10. Розенберг, Н.В. Феноменология как методологическая основа исследования повседневности / Н.В. Розенберг // Известия ВУЗов. Поволжский регион. Гуманитарные науки. – 2007. – №1. – С. 46-51.

11. Словарь русского языка : в 4-х т. Т. 4. / Под ред. А.П. Евгеньевой. – М. : Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999. – 800 с. – URL : https://feb-web.ru/feb/mas/mas-abc/18/ma421410.htm?cmd=0&istext=1 (дата обращения 15.09.2024).

12. Смирнов, С.А. Антропология города / С.А. Смирнов // ЧЕЛОВЕК.RU. – 2012. – № 8. – С. 136-151.

13. Человек и его потребности. Учебник / А.А. Анискин, Д.Ю. Атланов, О.А. Баженова [и др.] ; под ред. А.Э. Назирова. – СПб : ИЦ «Интермедия», 2012. – 439 с.

14. Шюц, А. Мир, светящийся смыслом / А. Шюц. – М. : «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. – 1056 с.

15. Шюц, А. Структура повседневного мышления / А. Шюц // Социологические исследования. – 1988. – № 2. – С. 129-137.